С Серегой Козловым у нас много общего. Ну, очень много. Серега приехал в Забайкалье в середине 70-х, издалека на строительство БАМа. И с тех пор там и живет - в Новой Чаре. Серега страшно любит горы и еще он классный пейзажный фотограф. Я тоже сюда приехал издалека и, много времени провел в зоне БАМа. Начиная с 81-го года работал в Каларском районе геологом, а позже зачастил сюда в качестве туриста. Но познакомились мы с Серегой только в 2002-ом году.
Еще больше у нас с Серегой различий. Он на пару лет меня младше, у него густая шевелюра, жесткие, чуть вьющиеся волосы, и он немного смахивает на кавказца. Если Серега приезжает в Москву, милиционеры обязательно принимают его за какого-то чеченца. Мой друг вообще неуютно чувствует себя в больших городах.
Характеры у нас тоже разные …. Да и вообще мало сходства. Серега реальный альпинист с большим стажем, он совсем не боится высоты, всю жизнь ходит в горы, и на его счету немало первовосхождений в Кодарском хребте. Два года службы в армии Серега не выпускал и рук учебник по альпинизму. А я, наоборот, в альпинизме – чайник, и до знакомства с Серегой в горах, конечно, бывал но, никогда не висел на веревке. И в армии я не служил, но при этом - лейтенант запаса. А Серега – сержант. (Это я не просто так написал, это - дальше «выстрелит»).
Как попал Серега в Чару – это - тоже очень любопытно. Говорит, что ему постоянно снилась какая-то одна и та же гора. И вот однажды, по пути из Москвы в Приморье (Серега родом из Партизанска), пролетая над землей за Байкалом, он через иллюминатор увидел какой-то чудесный хребет, а в нем разглядел ту самую гору! Вернувшись домой, он нашел это место на карте, выяснил, что горная цепь называется Кодар и что в переводе с эвенкийского «кодар» означает - «стена». Узнал, что здесь строится БАМ и требуются рабочие руки. И Серега приехал в Чару к своей горе. Сделал на нее первопроход , и назвал гору Летучим Голландцем, потому что вершина постоянно теряется в облаках. (Это сам Серега ее так и назвал). На Голландца даже смотреть страшно, не то, что лезть. А Серега побывал на его вершине дважды.
В общем, различий между нами больше, но, как минимум, две вещи нас с Серегой сильно объединяют: фотография и любовь к дикой природе.
Разумеется, первое, что предложил Серега через десять минут после знакомства, было: «А давай вместе на какую-нибудь гору залезем! На Голландца, например. Оттуда так-ки- е виды!…». Серега не преувеличивает. Я видел его фотографии с разных вершин Кодара, и мне очень хотелось иметь в своей коллекции что-то подобное. Но, я сказал, что на Голландца, мягко говоря, совсем не хочу. «Ну, давай тогда, для начала что-нибудь попроще», – согласился Серега. «Давай, на совсем простую, - сказал я. – А то очень страшно». - «Хорошо, - не возражал Серега. - Возьмем еще кого-нибудь третьего, найдем не сложную, «детскую» гору. Наденем кошки, прицепим тебя к веревке. Нормально, короче, все будет…».
Короче говоря, я Сереге зачем-то поверил. Есть у него способность усыпить бдительность….
Был это – апрель 2002-го, - когда мы познакомились. А лезть на кодарскую «детскую горку» договорились уже на майские праздники.
Третьим приехал еще один Сергей с фамилией Кочегаров из Благовещенска. Я его буду называть Сергей и писать курсивом, чтобы не путаться в рассказе. У Сереги с Сергеем также имеется много общего. Сергей тоже альпинист,познакомились с Серегой давно, в альплагере. Затем вместе ходили на гору Пионер в Кодаре.
У меня с Кочегаровым также обнаружились сходные черты. В частности, такие две бесполезные вещи, как неправильный прикус и склонность к писательству.
У себя в Благовещенске Сергей Кочегаров занимается промальпом - красит всякие вышки, мосты и мачты. Он соскучился по настоящему альпинизму и ехал в отпуск в Чару с гипертрофированным энтузиазмом. От Кодара, которого он давно не видел, Кочегаров пришел в полный восторг. С первой минуты, сойдя с поезда, и в течение двух последующих дней он периодически восклицал: «Вот это горы! Какая красота!! Просто писк!!! Мы тут продуктивно поработаем», а потом что-то писал в блокноте.
Мой же энтузиазм при виде весеннего Кодара, напротив, резко угас. В горах скопилось слишком много снега, и даже без бинокля было видно насколько высока лавинная опасность в этом году.
Короче, из нас троих организовалась группа с общими интересами, но с одной особенностью. Было серьезное отличие – мое и Сереги Козлова - от Сергея Кочегарова, и оно состояло в том, что мы с Серегой шли фотографировать, а Сергей приехал совершать подвиг. Даже два подвига. Он прибыл в Каларский район с «грандиозным проектом». Кочегаров был настроен покорить в Кодаре минимум две «неизвестные» вершины и дать им собственные имена. Названия были уже заготовлены: «Пик Амурской правды» в честь благовещенской газеты, где Сергей собрался опубликовать будущий героический очерк и «Пик Шурави» в честь воинов- афганцев. Сергей Кочегаров отчего-то был насквозь пропитан военной афганской темой, и у него была уже продумана фабула статьи в газету «Амурская правда».
Подвиг был неизбежен уже хотя бы потому, что под него благовещенские спонсоры выделили материальные блага в виде двадцати палок полукопченой колбасы (совсем не вкусной, кстати), мешка малосъедобных конфет-подушечек «Дунькина радость», ящика сгущенки и ящика тушенки. Сил у Сергея едва хватило, чтобы допереть этот чудесный «подарочный набор для восхождения» до Чары на поезде. Теперь голод нам не грозил.
Целый день 2 мая мы паковали и утрамбовывали рюкзаки. В перерывах посматривали на горные вершины, которые из Чары как на ладони, и постепенно снижали планку первоначальных амбиций. Я почти не участвовал в обсуждении, у меня было единственное пожелание: «никакого экстрима». Серега и Сергей и сами видели, что лезть куда-то по серьезному не надо и сошлись в итоге, что можно попробовать подняться по одному из отрогов на Лепрендинское плато. Это - гребень, который возвышается на полтора километра над Чарской долиной, и если выбраться наверх, оттуда открываются панорамные виды на Центральный Кодар. Чтобы начать маршрут, достаточно от Новой Чары доехать на поезде до какого-нибудь разъезда, а оттуда шагать к подножию гор и по ходу высматривать подходящий гребень для восхождения. Потом останется только залезть на макушку гребня и сфотографироваться с вымпелом «Амурской правды». Это и будет искомая вершина.
На следующее утро, очень рано мы заволокли тяжеленные рюкзаки в вагон рабочего поезда. Еды и снаряжения мы набрали столько, будто отправлялись в горы на целый месяц. Я тоже привез из Читы мешок каких-то специальных сублимированных каш с истекающим сроком годности. Почему-то мы не стали убавлять продукты (видимо, из уважения к спонсорам), и решили все богатство тащить с собой. В итоге вес рюкзаков превысил 40 кг, а у Кочегарова зашкалил за 50 кг. Банки с тушенкой бугрились внизу рюкзака, а колбаса торчала из-под клапана. Снаружи были привязаны бухты веревок, кошки и ледорубы.
Уже часа через полтора мы сошли на разъезде Сакукан. Лепрендинский гребень Кодара стоял прямо перед нами и два альпиниста начали его пристально рассматривать. Сергей торжествовал
- Ты посмотри, какие горы! А вон, какой гребень!!! Вот ту вершину можно назвать «Пик Амурской Правды»! Серега, тут был кто-нибудь?
- Да, тут везде по верху хожено. Ну, может, на этот пупырь конкретно никто и не поднимался, - кому он нужен? Это ж не гора, а так…
- Нет, ну это вообще писк! Супер горы! Нам нужно два объекта.
- Пока ничего не видно, куда лезть. Снега много. – Сказал Серега. - Надо ближе подойти, там посмотрим.
От железки до подножия гор примерно 20 км. Мы двинулись по лесу, а через пару часов вышли на замерзший ручей.
Нацепили кошки и пошагали по наледи. Идти по твердому льду было намного проще, чем сквозь таежные заросли по снегу, и мы за день приблизились к горам достаточно, чтобы уже отчетливо увидеть пилообразные гребни и мощные снежные карнизы, висящие «на честно слове».
Подойдя к развилке ручья, свернули в его левую составляющую. Там впереди Серега присмотрел уже гребень для восхождения.
Пьем чай на развилке ручья
Мы поставили палатку, сварили поесть, сели возле костра. Сергей Кочегаров что-то записывал в дневник и продолжал восхищаться горами.
- Вон та - просто аб-баалденная вершина. Писк! Ее мы назовем «Пик Шурави». Александр, ты кто по воинскому званию?
- Лейтенант. А что?
- А ты, Серега!?
- Я сержантом служить закончил.
- Отлично! Писк! Так и напишем: « Гвардии рядовой Кочегаров, сержант Козлов и лейтенант запаса Леснянский» совершили первовосхождение на гору в хребте Кодар и назвали ее «Пик Шурави» в честь воинов-афганцев…».
- Сергей, причем тут лейтенант!? – поразился я. – Пиши уж тогда: «Бывший геолог Леснянский…».
- Геологи бывшими не бывают! - пафосным тоном отрубил Сергей. – У тебя военный билет есть?
- Ну!?
- Значит, ты – лейтенант запаса!
У меня не было желания спорить, да и, честно говоря, вообще разговаривать не хотелось. В моей душе выросла тревога от вида надвигающихся гор. Если издали мощные снежные надувы на гребнях не казались такими страшными, то теперь стало грустно. Я уже мысленно шел по такому карнизу, готовому в любое мгновение сорваться в пропасть.
Небо между тем нахмурилось, и по нему поползли тучи, предвещающие снег.
Весь следующий день был мрачен.
Ручей сузился, и по его руслу идти стало невозможно. Скорость нашего передвижения упала до одного километра в час. Пришлось пробираться по берегу по очень глубокому снегу. С рюкзаками на плечах мы двигаться вперед не могли, и были вынуждены сначала топтать дорогу, а затем возвращаться и переносить груз. Так и челночили несколько часов туда-сюда по пятьдесят метров. Время от времени мы, возвращались в русло, потому что другого пути не было и пробирались вперед по огромным заснеженным скользким валунам, между которыми бежала вода.
В итоге за день мы прошли совсем немного, и вновь стали на ночлег. Пошел снег. Стало сыро и холодно. Горы выглядели очень неприветливо, настроение у меня совсем пропало. Быть лейтенантом - первовосходителем на «Пик Шурави» расхотелось окончательно. Оба Сереги, тем не менее, были бодры и жизнерадостны. Это несколько успокаивало.
- Это очень хорошо, что снег пошел - сказал Серега.
- ?
- Потому что к тому времени, как на гору полезем, погода переломится, и будет солнце!
Мы стояли вокруг костра в позе пингвинов и жевали невкусную жилистую колбасу с сухарями.
Амурская полукопченая не вызывала аппетита. Я решил избавиться от части груза и заварил кипятком пару пакетиков сушеных каш. Получилась липкая масса, с мерзким залежалым привкусом. Через силу я проглотил две ложки и стал рекламировать клейстер друзьям. Один Серега после дегустации выплюнул «гадость» в снег, другой наотрез отказался умирать, и посоветовал выкинуть и это и все остальное, чтобы зря не тащить в гору. Я немного посомневался, потом попробовал съесть еще ложку, после чего вывалил весь мешок с пакетиками под дерево. «Нет, - сказал Серега, - лучше сожги эту отраву в костре. А то весной зверушки найдут и все передохнут».
Сергей Кочегаров достал блокнот и с одухотворенным видом стал записывать впечатления прошедшего дня.
- Ну, что, Серега,- отвлек его Серега Козлов, - хочешь на гору лезть?
- Да, конечно! Что ты! Гора – просто писк! - Отвечал Кочегаров, но уже, как мне показалось, без сверх восторга.
- А ты, Саня, как? Как настроение?
- Настроение? … Вообще-то я сейчас в Чите квартиру достраиваю…. – Я сделал большую паузу.
- Ну, и ?..
– Ну, и мне очень бы хотелось в ней пожить, - закончил я.
Оба Сергея просто взорвались от хохота и долго не могли успокоиться.
- Классная шутка!
- Да, вообще-то я правду сказал про квартиру.
- Да ты не переживай! Вон там нормальный гребень. Поднимемся на него и потихоньку до верху дойдем, - стал успокаивать Серега. – Детский маршрут! Мы же не самоубийцы, чтобы куда-то в задницу лезть…. А, знаешь, какой оттуда вид откроется! - И стал расписывать, что мы с горы увидим. Даже пик БАМ!
На следующий день к обеду мы вышли в верховье ручья и оказались в цирке.
Здесь уже не было деревьев, но еще росли редкие кустарники.
Отсюда хорошо просматривался отрог, по которому нам предстояло выбраться на плато. Путь выглядел безопасным. Настроение улучшилось, тем более что к обеду тучи начало растаскивать и в небе появились синие разрывы.
Серега повел меня обучать азам альпинистской техники: правильно ступать в кошках, делать самостраховку, правильно падать со склона и тормозить ледорубом.
За ночь небо полностью очистилось, и с утра установилась ясная солнечная погода, как и предсказывал Серега. Этот день и последующая за ним ночь оказались кульминационными в нашем походе.
Утром 5 мая мы начали подъем из цирка на гребень.
По мере подъема виды открывались все более и более впечатляющими
С собой несли одну палатку, вторая палатка с частью вещей и продуктов осталась внизу. Чтобы выползти на гребень, понадобилось около часа.
Наконец, мы вылезли на гребень в этом месте:
И вот тут, наверху меня ждал неприятный сюрприз. Оказалось, что на другую сторону склон круто обрывается, а сам гребень имеет ширину сантиметров тридцать и представляет собой зубчатую каменную «пилу» присыпанную снегом с единичными кустами кедрового стланика. Эта пила тянулась метров на триста, и только далее гребень расширялся и круто уходил вверх.
Я почувствовал, что мне страшно не то, что идти вперед, а даже просто стоять на месте. Пока Серега и Сергей разматывали веревки, я соображал, как мне поступить.
- Серега, - объявил я, - все, шагайте дальше без меня.
- Как, почему!? - Поразился Серега.
- Я боюсь тут идти. Я предупреждал, что я фотограф, а не альпинист….
Оба Сереги принялись меня уговаривать, что это детский маршрут, что они меня встегнут в страховку, я пойду по перилам, и что вообще боятся тут нечего.
- Я все понимаю, но мне не по себе. Идите, а я спущусь и буду вас завтра ждать внизу.
- А как ты сам спустишься!? – сказал Серега.
- Да запросто.
- Нет, а вдруг ты ногу подвернешь или еще чего…. Нет, тогда будем все спускаться.
Это был хитрый расчет на то, что мне станет стыдно. Что из-за меня сорвется все мероприятие и спонсоры проекта потребуют обратно колбасу и конфеты-подушечки. Что «Амурская правда» лишится своего пика….
И мне стало стыдно!
- Ладно, черт с вами! Цепляйте ко мне свою веревку, - сказал я обреченно.
Серега закрепил один конец перил вокруг камня и стал выдавать веревку Сергею, который осторожно пошел вперед. По мере того, как 50-метровая веревка заканчивалась на страховочном конце, Серега орал Кочегарову: «Двадцать метров… десять…». Это означало, что Сергей должен подыскивать место, где закрепить свой конец. Кочегаров остановился, обмотал веревку за камень, и крикнул: «Перила готовы!». Теперь настала моя очередь на скользящем карабине пройти по перилам от Сереги до Сергея. Я встегнулся и двинулся вперед. Животный страх куда-то ушел, осталось только сильное внутреннее напряжение. Я дошагал до Кочегарова, надежно стал, после этого Серега Козлов освободил свой конец и пошел к нам, а Кочегаров стал выбирать и сматывать веревку по мере приближения..
Таким образом мы прошли пять или шесть веревок. На одном из этих переходов я, зацепившись кошкой за ветку стланика под снегом, все-таки свалился с гребня, но недалеко, благодаря страховке с двух сторон.
Дальше пила закончилась, и обрыв остался лишь по восточному склону гребня. Идти стало немного спокойнее, но все равно, во время остановок мне хотелось пониже присесть и стать меньше ростом.
Кочегаров (слева) и я
А вокруг было очень красиво
Небо было совершенно безоблачным, солнце припекало, и размягченный снег налипал на кошки. Гребень непрерывно, круто и бесконечно шел только вверх. Чтобы увидеть, что впереди приходилось сильно задирать голову.
Было уже понятно, что на самый верх мы вылезти сегодня не успеем, но я не представлял, где можно найти площадку для ночлега на таком склоне. «Ничего, найдем», - пообещал Серега.
Серега Козлов
Часам к шести вечера, когда солнце склонилось к горизонту, мы набрали больше километра высоты и вышли к такому месту, где дальнейший путь вверх по гребню прерывался небольшой пропастью. А за этим провалом начинался совсем уж крутой скальный и по-настоящему страшный участок подъема с выходом на вершину - будущий «Пик «Амурской правды». И от этого же места ответвлялся небольшой отрог, на котором мы заметили крошечную седловину, пригодную чтобы поставить палатку.
Низкое солнце озарило горы удивительным по красоте вечерним светом. Мы спустились к седловине и принялись ледорубами ковырять и выравнивать площадку, высекая искры из мерзлого камня.
Наконец, мы разложили палатку на пятачке. Его площади едва хватило для внутренней части. А верхний тент уже не помещался и свисал в пропасть с двух сторон. Мы начали поднимать полог, но этому вдруг помешал резко налетевший ветер. Весь день не было дуновения, а тут как специально…. Мы долго боролись, навалили внутрь камней, потом уже подняли дуги и закрепили растяжки. Привалили юбки камнями. … И тут ветер резко стих.
От палатки открывался шикарный вид на Чарскую долину, на соседний Удоканский хребет, окрашенный уходящими солнечными лучами в розовый цвет и на соседние с нами горные отроги.
После заката мы залезли внутрь, зажгли газовую горелку и поставили на нее котелок со снегом.
Серега Козлов
Сергей Кочегаров за день так умотался, что не стал дожидаться чая. Он практически сразу залез в спальник, и тут же уснул. Быстро стемнело. Вода начала закипать. Мы с Серегой развели спирт, нарезали колбасу и приготовились отдыхать. Однако не успели. С севера, со стороны хребта, на который мы целились забраться, сорвался порыв ветра. Он сильно встряхнул палатку и затих. Через несколько минут налетел второй шквал. Потом удары последовали один за одним с небольшими перерывами, и каждый раз все мощнее. Палатку стало трепать и клонить к земле. Мы с Серегой, сидя друг напротив друга, раскинули руки, схватились за дуги и стали держать убежище изнутри. Временами ветер стихал, и мы не недолго расслаблялись, потом слыша завывание нового шквала, кричали друг другу: «Держи!!!» и хватались за матерчатые стены. Палатка шумно тряслась, гудела, ткань трещала, мы перекрикивали ветер, и только Сергей Кочегаров ничего не слышал и ни о чем не подозревал, похрапывая во сне.
Стало реально страшно. На мне были надеты все теплые вещи и сверху пуховик. Но, с каждым напором ветра, когда полотнище палатки ложилось мне на спину, я чувствовал, как могильный холод проникает до позвоночника через всю эту одежду. От особо сильных хлопков гасла горелка.
Слышно было, как рвется ткань. Серега вышел наружу, проверил растяжки и поправил камни. Я не жаждал ему помогать, помня, что там скользкий снег и с двух сторон обрывы.
Было уже два часа ночи, ветер не утихал, а лишь усиливался. Ко мне пришла уверенность, что палатку неизбежно сорвет. Я объявил об этом своему другу.
- Что будем делать, Серега, когда дуги сломает и ткань порвет? – Спросил я.
- Да, ничего не будем, как-то спокойно ответил Серега. – Укроемся обрывками, ляжем в спальники и доживем до утра.
Такая простая трезвая мысль меня очень воодушевила. Действительно, нас же самих с горы не сдует! Мы же тяжелые…. Наверное…
- Ну, тогда наливай еще!
Часов до четырех мы довольно бодро пили чай со спиртом и колбасой, потом начали слипаться глаза. В минуты затишья мы отрубались, но бдительность не теряли и мгновенно вскидывались, спасая свое убежище.
Во мне зародилась новая вера, что палатка все же устоит до рассвета. К тому же я подумал, что завтра, после бессонной ночи Серега раздумает лезть через пропасть и потом дальше вверх по жуткому гребню. Гребень в моем представлении был реально жуткий и мне на него абсолютно не хотелось.
«Надо бы сделать снимок на память», - решил я. Когда в шторме наступил очередной короткий антракт, и Серега задремал, я прицепил вспышку на фотоаппарат, направил на друга и выкрикнул: «Серега, держи!». Натренированный за ночь Серега мгновенно встрепенулся и раскинул руки, а я тут же нажал на спуск и ослепил его вспышкой. В сполохе света я успел разглядеть перепуганное лицо очумевшего товарища.
Когда я закончил дико ржать, Серега объяснил, что ему представилось спросонья: ураган, вопль «мы гибнем» и молния в морду.
Кочегаров все так же безмятежно продолжал дрыхнуть….
Как и можно было надеяться, с первыми
Рассказали Сергею о том, что было ночью…. Порадовались, что палатка мало пострадала. Вылезли на свет. Стали неспешно скручивать спальники, собирать рюкзаки. Я не торопил события и не задавал провокационных вопросов о дальнейших планах. Первым заговорил о них Серега Козлов:
- Ну, что, полезем дальше!? Серега, ты как?
- Да, я ничего…. Правда, коленки болят. Но, полезем, давай, - сказал Кочегаров явно без прежней радости.
- Ну, надо идти. Тебе же нужен «Пик Амурской правды»! А ты, Саня, как?
- В смысле, что я как? – Переспросил я с последней надеждой, что речь не о моем участии.
- Ну ты с нами на гору полезешь?
- А надо? – Поинтересовался я без энтузиазма. – Ты же сам всю ночь не спал.
- Ну и что! Зато там наверху…. Мы же хотели поснимать…
- Да, Серега, конечно хотели…. Но, я вас только буду тормозить. Лезьте без меня, а я вас с гребня поснимаю длиннофокусником. Классные кадры получатся, я уже приглядел….
Поднимаемся от палатки к страшному месту
В общем, мы не стали снимать палатку, вернулись к пропасти, где вчера закончили, я занял позицию с фотоаппаратом, а два Сереги в связке начали спускаться в провал. Они ловко пересекли его, потом прошли по крутой наклонной плите и оказались на узком гребне, в обе стороны обрывающимся стометровыми пропастями.
Мне хорошо было видно альпинистов и не хотелось быть на их месте. Серега подгонял Кочегарова, тот чего-то медлил. Его, похоже, беспокоила боль в коленях. Шли они вперед, попеременно, меняя друг друга, наконец, на очередной – пятой или шестой веревке Кочегаров встал.
- Чего встал!? Шагай, давай! – Недовольно начал Серега.
- Да я чего-то…
Мне не все было слышно, но я так понял, что по ходу начались серьезные трудности.
- Блин, что за команда! – Стал ругаться Козлов. – Детская гора, они не идут! Мы бы тут вдвоем с Витей Рыжим туда и обратно давно уже сбегали! Чего ты там не можешь!? Ладно, стой, сейчас я сам…
Серега дошел до Сергея: «Страхуй», - и двинулся вперед по пиле.
Мне было видно, как Серега прошел участок узкого разрушенного острого гребня, сбивая ледорубом снег с камней впереди себя, чтобы перепрыгнуть с «зуба на зуб» через разломы. Потом он стал облазить жандарм.
Он долго возился, что-то не получалось, затем сказал: «Ладно, черт ним. Тут хреново. Выбирай веревку, возвращаемся».
Вскоре Серега и Кочегаров вернулись ко мне, на исходную позицию.
- Рыхлятина, а не скала, - объяснил Серега. - Кошки даже не держат. А времени, чтобы искать другой путь для подъема, уже не хватает. Надо еще палатку собрать и донизу дойти…
Для меня наступил самый радостный момент «проекта»: мы сейчас будем спускаться с горы!
Теперь осталось только задокументировать подвиги на фотопленку, и раздать имена «впервые покоренным вершинам». Имя «Пик Амурской правды» досталось возвышению на гребне, с которого я фотографировал незаконченное восхождение. А «Пиком Шурави» стал скалистый взлобок, возле которого стояла наша палатка , там где лейтенант запаса Леснянский и сержант Козлов целую ночь напролет мужественно и стойко оберегали сон гвардии рядового Кочегарова.
Кстати, дотошности ради, надо заметить, что очень может быть, до нас нога человека не ступала на сей пупырь, и уж совершенно точно, что никто прежде не фотографировался на нем с каким-либо флагом.
Обратно вниз мы шли тоже в связке, но уже гораздо проще и веселее.
Засветло мы спустились в цирк к оставленной второй палатке,
а на следующее утро пошагали к разъезду, торопясь поспеть на вечерний бичевоз. За два предыдущих теплых дня наледь на ручье Саликит подтаяла, потекла, и мы шагали во многих местах, шлепая по воде.
Весна пришла. Все прекрасно, «задание выполнено успешно, все улыбаются», спонсоры будут довольны, я уже просто счастлив!
Вот такими мы спустились к разъезду на БАМе:
Серега Козлов
Сергей Кочегаров
А. Леснянский
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →